Гатчинский институт был основан в 1803 году по инициативе императрицы Марии Фёдоровны как Сельский воспитательный дом в здании бывшего Скотного двора. В него принимали детей с 7 лет, всего могло обучаться до 600 детей обоего пола. Им давали элементарные знания и ремесленные навыки. Этот дом составлял как бы приготовительное отделение Петербургского воспитательного дома, из которого способнейшие воспитанники поступали в высшие учебные заведения, а девицы - гувернантками в семейства. В 1823 году воспитательный дом был расширен, было построено новое здание по проекту архитектора Д. И. Квадри.

В 1834 году по указу императора Николая I Воспитательный дом был преобразован в восьмиклассную мужскую гимназию для детей-сирот, а в 1837 году — в гатчинский Сиротский институт. В него принимали только сирот из дворянских семей с 10-12 лет, готовили домашних учителей. В 1848 году он получил юридическое направление, готовил канцелярских чиновников, начав принимать обер-офицерских детей (т.е. детей чиновников, не успевших приобрести права дворянства).

В 1855 году Гатчинский сиротский институт назван Николаевским в память основателя, императора Николая I. В 1859 году мужское и женское заведения института разделили, девочек перевели в Петербург.

С 1863 года программа обучения в Сиротском институте была приближена к гимназической. В учреждении в основном обучались осиротевшие обер-офицерские дети.

С 1862 года директором института стал И.Ф. Доливо-Добровольский, отставной полковник Гатчинского лейб-гвардии полка. Вот что пишет о нем бывший воспитанник института В. Малаховский («Исторический вестник», 1914 г. № 3): «Это был строгий до педантизма начальник. Когда он появлялся в Институте, трепет пробегал по всему зданию, начиная со сторожей и кончая учителями. Все прихорашивались, застегивались на все пуговицы, вытягивались в струнку. Он был довольно жесток по отношению к воспитанникам, огромные связи в дворцовом мире давали ему возможность чувствовать себя на недосягаемой вершине... Александр II был крестным отцом одного из детей Доливо-Добровольского».

Как видим, Доливо-Добровольский пользовался расположением императора и благодаря этому остался безнаказанным даже после посещения Гатчинского института императорской четой. Во время этого визита произошёл неприятный инцидент: императрица Мария Александровна осмелилась попробовать суп, который подавался воспитанникам, и сразу же выплюнула его.

А вот что пишет о И. Доливо-Добровольском со слов воспитанников статский советник Колесов, расследовавший обстоятельства беспорядков в институте: «Директор – то слишком любезен, внимателен – жмет воспитанникам руки и уверяет в своей любви, то непомерно строг, взыскателен и требователен. Много обещает и почти никогда не выполняет то, что обещал. Обещал держать в секрете их заявления против воспитателя Игнациуса, но тут же позвал его и все рассказал... Подвергает тяжким наказаниям за маловажные проступки. Сами наказания крайне жестоки: весьма нередки применения телесного наказания, а аресты бывают весьма продолжительны, нередко выдерживают в карцерах по целым месяцам... Обещает «вогнать в чахотку».

«Милейший» образ директора можно дополнить тем, что Иосиф (Осип) Флорович был еще и нечист на руку. В Опекунский совет неоднократно, начиная с 1865 года, обращались из Губернского правления по поводу исков на Доливо-Добровольского на общую суму 144311 рублей 63 с половиной копейки от 38 кредиторов (сумма не учитывала причитавшихся долговых процентов). Добровольский брал взаймы деньги под имевшийся у него в собственности дом в Петербурге. Оказалось однако, что дом был им заложен в Городском кредитном обществе за 140000 рублей, за каковую сумму и продан.

Кредиторы (в основном бывшие сослуживцы по Гатчинскому полку) так от «бедного» директора, получавшего более 3500 рублей, не считая казенной квартиры, ничего и не дождались. Более того, Опекунский совет на обращения Губернского правления и судебных органов отвечал, что Доливо-Добровольский не подлежит увольнению со службы. Он был уволен по болезни только после произошедших беспорядков, но и после этого в течение двух лет был на полном содержании «из сметных сумм Гатчинского Николаевского Сиротского Института».

19 февраля 1868 года собравшиеся в большом количестве на крыльце учащиеся V-VI классов отказались выполнить требование воспитателя Игнациуса, чьи мелочные придирки откровенно надоели всем, разойтись и высказали недовольство тем, как он с ними обращается. В этот же день они были вызваны воспитателем для подробного изложения претензий. На следующий день воспитанник П. Власов отказался поцеловать руку священнику при подходе к кресту.

После доклада Игнациуса директору о жалобах воспитанников тот «счел необходимым, для поддержания порядка и дисциплины, подвергнуть ученика V класса Власова временному аресту».

Тогда некоторые воспитанники обратились к директору с просьбой посетить их отделение для разговора. Тот дал разрешение «прийти к нему на квартиру в установленное время в определенном циркуляром количестве». Однако дети пришли в полном составе и рассказали директору о том, что Игнациус не щадит их самолюбия, что при предыдущем воспитателе Евстафьеве им было лучше.

Директор, вроде бы внимательно их выслушав, потребовал письменных объяснений, которые воспитанники дать отказались, боясь репрессий. Доливо-Добровольский, пообещавший держать разговор в тайне от надзирателя, тут же позвал его и все ему рассказал.

21 февраля Игнациус доложил директору, что все всем довольны, но в половине девятого вечера следующего дня воспитанники явились на квартиру Доливо-Добровольского, но директор взял сторону нерадивого воспитателя и даже грозил сдать в солдаты всех воспитанников старше 17 лет. «Первоначально в конторе воспитанники вели себя прилично, но когда в контору вошел Игнациус, за которым послал директор, то воспитанники мгновенно потушили свечи и бросились из конторы целою массою», попросту устроив Доливо-Добровольскому и заодно Игнациусу «тёмную».

Следственная комиссия опросила всех учеников V и VI классов. Все на вопрос об участии в бунте ответили утвердительно, более того, все, кроме пятерых, сказали, что участвовали добровольно, а активные участники даже вменили себе это в заслугу. В ходе расследования обнаружились грубые нарушения правил содержания детей в учреждении: им давали недоброкачественную пищу, проштрафившихся подолгу держали в карцерах в ужасных условиях, причём сам факт существования карцера долгое время удалось скрывать.

Одним из участников бунта был Михаил Иванович Чигорин, впоследствии известный русский шахматист. В сохранившихся документах института его имя упоминается только при приеме, переводе из класса в класс и отчислении из заведения. Причем за восемь лет он окончил лишь четыре класса (начав обучение с подкласса, затем проучился в третьем классе три года, а перейдя в четвёртый, скоро снова стал третьеклассником – на тот раз из-за реорганизации Сиротского института из восьмиклассового училища в семиклассовую гимназию), а в августе 1867 года был переведен в пятый.

Возможно, отношение М. И. Чигорина и большинства других воспитанников Сиротского института к учебе было обусловлено отсутствием хоть какой-нибудь надежды на достойное существование в будущем.

Вот что писал И. Доливо-Добровольский в оправдание беспорядков в институте: «Ко всему этому надо добавить весьма грустное и тяжкое обстоятельство, которое верно обрисовывает незавидное положение взрослых воспитанников: Опекунский Совет ежегодно определяет в Институт от 50 до 60 сирот взамен такого же числа выбывающих, из которых не более трех человек удостаиваются Педагогическим советом получением стипендий для продолжения образования в высших учебных заведениях, масса же, т.е. несколько десятков учеников по второму, по третьему, и, наконец, безо всякого разряда, не имея покровителей, связей, знакомства, лишенные средств к жизни, скитаясь без занятий, без службы, без крова и приюта, без насущного куска хлеба и почти без надежды на лучшую будущность. Вот одна из главных причин, почему взрослые сироты, за весьма ничтожным исключением, ничем не дорожат и готовы при первой возможности на все шалости и проступки, зная по ответу бывших товарищей, что поступить в военную службу волею или неволею почти для них одно и то же. В этом положении находится и большая часть воспитанников, дозволивших себе последние беспорядки».

В конце концов, было принято решение: Доливо-Добровольского и Игнациуса уволить с благовидной формулировкой «по болезни», а семерых воспитанников отчислить, выдав им свидетельства о неполном гимназическом образовании и по 60 рублей на человека «заимообразно». Шестым в списке значился М.И. Чигорин, в то же время в документах, относящихся к расследованию их обстоятельств, его фамилия упоминается лишь однажды в показаниях воспитателя А.Е. Игнациуса: «Сентября 2-го дня Унтер-офицер Куликов застал ночью воспитанников V класса Чигорина и Крюковского играющими в карты, подошед, он попросил карты, которые ему были отданы. Воспитанник Легат, заслышав об этом, дерзко требовал отдачи карт обратно, грозив Куликову в будущем при подобном случае сорвать шею, проломить голову и во всяком случае выгнать его со службы, и, если это ему не удастся, то взбунтует все отделение. Легат был по приказанию директора отправлен под арест, где он со 2-го сентября по 11-го получал хлеб и воду, с 11 по 21 – суп, с 21-го арест был смягчен на легкий, т.е. Легат отправлялся после учебных занятий до 7 часов утра другого дня под арест, легкий арест продолжался до 1 октября. Хлеб и суп давались по желанию воспитанника».

Почетный опекун граф Ламсдорф, прибывший в институт сразу же после событий 19-22 февраля, «укорял воспитанников в том, что виновные, не желая обнаружить себя, скрывая себя за другими, тем самым и себя не избавляют от наказания и других невиновных вовлекут в наказание, не заслуженное ими последними. Некоторые воспитанники, в числе девяти человек, сами добровольно объявили себя зачинщиками и главными виновными. ... они немедленно были совершенно отделены от других воспитанников... Никакого расследования не проводилось».

Ни в числе девяти «зачинщиков», ни в числе активных участников беспорядков, выявленных в процессе расследования обстоятельств дела, фамилия Чигорина не упоминалась. Однако среди семи уволенных по приказу от 1 марта воспитанников, якобы виновных в беспорядках, его фамилия значится, как уже указывалось, под номером 6. В этом списке присутствуют только двое действительно активных участников бунта (П. Власов и К. Барташевский). Таким образом, институтский педсовет, выполняя требование начальства разобраться с одними воспитанниками, решил задачу, как отделаться от наиболее неугодных воспитанников.

В качестве компенсации 19 марта 1868 года педсовет института принял решение: «Принимая в соображение то безвыходное положение воспитанников, оставляющих Институт, в которое они будут поставлены неудовлетворительной аттестацией по поведению в свидетельстве, означенных воспитанников прописывать так: «при хорошем поведении».

В деле «О беспорядках по Гатчинскому институту» хранится дюжина писем, представленных И. Доливо-Добровольским, пытавшимся избежать увольнения со службы. В них – восторженные отзывы бывших воспитанников либо родителей о директоре. Одно из писем, датированное 27 мая 1865 г., написано А.А. Шуманом на четырех страницах – образец подобострастного текста. Только к концу его выясняется, что жене Августа Августовича Юлии Ивановне захотелось занять свободную вакансию надзирательницы в школе малолетних детей, а выбор классной дамы всецело зависел от директора.

«СВИДЕТЕЛЬСТВО Императорского Гатчинского Николаевского Сиротского Института воспитанник Михаил Чигорин – сын Титулярного Советника, вероисповедания Православного, имеющий от роду 17 лет, находясь в Институте в числе казеннокоштных с 1859 года, при хорошем поведении, обучался в V классе и оказал успехи: в Законе Божьем (3) удовлетворительные, Русской словесности (2) посредственные, Латинском языке (2) посредственные, Французском языке (4) хорошие, Истории России (3) удовлетворительные, Истории Всеобщей (3) удовлетворительные, Географии (3) удовлетворительные, Алгебре (5) очень хорошие, Стереометрии (5) очень хорошие, Физике (3) удовлетворительные, Химии (4) хорошие, Почему он, Чигорин, на основании № 83-го Устава Гатчинского Николаевского Сиротского Института пользуется правом поступления в Гражданскую службу, не подвергаясь испытанию, для производства в первый классный чин. В удостоверение чего и дано ему, Чигорину, сие свидетельство, за надлежащим подписанием и приложением печати. Гатчино, Июня двадцать седьмого дня тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года. С. Петербургского Опекунского Совета почетный Опекун, управляющий Гатчинским Николаевским Сиротским Институтом Граф Ламсдорф»

Как видим, здесь ничего не сказано об участии в беспорядках, но оценки поставлены издевательские. Чигорин, получив двойку по русской словесности, впоследствии показал себя прекрасным литератором; тройка же по Закону Божьему означала клеймо вольнодумца.

Но Гатчинский институт все же сыграл важную роль в судьбе Чигорина, благодаря воспитателю А. Шуману, познакомившему 16-летнего Михаила с шахматами. За четверть века безупречной службы Август Августович Шуман не был удостоен ни одной награды – только денежных пособий. Удивительно, но так совпало, что еще до вышедшего 1 марта 1868 года приказа об увольнении из числа воспитанников М. Чигорина, 22 февраля, в день завершения волнений, был уволен А. Шуман!